Кукла
 
 
Эту, незамысловатую историю рассказала мне сотрудница нашего института, во время обеденной прогулки.  История не вы думана. Героиня этого рассказа была её родной тётей, прожившей всю свою жизнь в деревне.
У Петра и Пелагеи долго не было детей. Петр переживал это мол ча, ни словом, ни упрекая жену. Пелагея, проявляла свои чувства эмо ционально, по- бабьи  – то плакала в подушку, то горячо молилась.  Иногда она пропадала дня на два. Петр не беспокоился, он знал, что жена ходит, за исцелением, к святому источнику.
До детей Пелагея была сама не своя. А, особенно, благоволила к малышам. Увидит знакомую мамку и давай целовать и тормошить ре бёнка. Для половины младенцев, рождавшихся в деревне,  она была крестной матерью. Навещала их, всегда чем-то одаривая.  Но все эти дети были чужими, а ей так хотелось, чтобы рядом с ней, было ма ленькое, родное существо, ближе которого никого не может и быть.
Как-то она, робко сказала мужу:
-А не взять ли нам, Петя, ребёночка из Детдома?
Петр был мужиком спокойным, никогда на неё голос не повы шал, но тут сказал сурово:
-Ну, уж нет! Нет своего, родного, так и чужой не нужен!
Больше  об этом не говорили. Пелагея, вроде бы, и смирилась со своей участью.
И вдруг, когда и рожать-то было уже поздно, она забеременела. Сколько тут радости было! Даже суровый Петр и тот всё время улы бался. А уж про Пелагею и говорить нечего.
Иногда, взглянув на суетящуюся жену, он  говорил назидатель но:
-Ты, Палаша, не того, очень не напрягайся… а то, не дай бог, дитё выкинешь! Чай не молоденькая уже!
-Да что - ты, Петя, чему тут, напрягаться? Всё своя, бабья работа. Куда ж от неё денешься! –отвечала она весело.
Муж не унимался:
-Если что, ты мне скажи, я всегда подмогу!
Иногда, за ужином, он мечтательно говорил:
-Вот, подрастёт, малец маленько, будем с ним на рыбалку ходить…
-А, почему малец, может  девка народится?!
-Нее, парень! Непременно, парень! – повторял  он. –А ты, сама-то, кого хочешь?  Небось, девку?
-Да, кого бог пошлёт, рада буду! Я уж и не чаяла, что мне  такое счастье дано будет!
Даже в деревне,  разговору только и было, что о Петровых.  Одни бабы радовались за неё, другие судачили.
-Совсем рехнулась, Палашка! Скоро пятьдесят стукнет, а она родить надумала! Стыд – то, какой!
-Не иначе, как нагуляла! Поди, лет тридцать прожили, а детей  не было! Стало быть, Петька на то не способен!...
-Так, от кого бы ей забрюхатеть? Чужаков у нас нет, а своих му жиков мы всех, на перечёт, знаем! Нет, это она от Петра!  Видать, свя тая вода, из источника помогла! Она ведь, сколько лет к нему ходила!
 
Роды у Пелагеи были тяжелыми. Как-никак, первый ребёнок в таком возрасте! Однако, отмучавшись, она сразу лет на десять помо лодела.
Родившаяся девочка, была, как и все новорожденные, с красным морщинистым личиком, почти без волос и такая крохотная, что её и на руки-то брать было страшно. Но Пелагея ничего этого, будто и не замечала. Для неё не было ребёнка красивее. Материнское счастье да лось ей так трудно, что она до смерти стала бояться, что с ребёнком может что-то случиться. Особенно боялась сглазу, а потому, никому её не показывала, хотя любопытных было много. Кто-то стремился порадоваться вместе с ней, а кто –то просто взглянуть на ребёнка из праздного любопытства. Мать была уже немолодая, чего доброго какую- нибудь, зверюшку  родила!
Хотя Петр очень хотел сына, к дочери привязался всем сердцем. Шло время и девочка, час от часу, хорошела. Разгладились морщин ки, личико стало беленьким. А глаза синели, словно васильки во ржи! И хотя,  у обоих родителей были волосы темные, девочка оказалась беленькой, да ещё и кудрявой.
Когда Пелагея разрешила соседской старушке, посмотреть ребёнка, та воскликнула с восхищением:
-Ну,  кукла, чистая кукла! Это тебе бог, за твое  долгое терпение, такое дитё послал!
Так и пошло. Кукла, да Кукла, словно и имени у неё своего нет. А ведь, назвали же её, Катериной!
Всем была хороша девочка, вот только росла что-то, больно медленно.  В школе её тоже Куклой стали звать, потому как была она самой маленькой. А вот, училась она, лучше всех! Учительница толь ко спросит, а она уже руку тянет, напрашивается, чтобы её вызвали. У неё и голосочек был звонкий, словно колокольчик. Не зря она и в солистки школьного хора вышла!
Родители смотрели на неё, радовались и дивились – и в кого она такая уродилась, и певунья, и танцорка. Вроде у них, ни у кого, таких веселых, да шустрых не было. Да и обличием не в их породу. Сроду у них белобрысых, да ещё кучерявых не водилось.
По дому, тоже, с малолетства всё делать умела. И всё  с песен кой, да с прибауткой. Мать, бывало, только хочет её о чём-то попро сить, а она уже и бежит со всех ног.
Подружек у Катерины пол села было. Да и мальчики на неё за глядывались. В открытую, правда, не ухаживали, а только по ночам в окно полевые цветы  бросали.
Когда Кате было лет пятнадцать, в деревне началась какая-то странная эпидемия. Грипп- не грипп, дизентерия- не дизентерия.  Ка  тилась она из дома к дому. За неделю умерло пять человек, а осталь ные либо лежали, либо с трудом передвигались. Болели целыми семь ями, и помогать-то было некому.  Врачи только руками разводили. Никак диагноз поставить не могли, а, стало быть, не знали чем и ле чить. Пришла беда и в дом к Петровым. Отец и мать, почти в одно часье, умерли. И осталась Катька одна одинёшенька Правда, в дерев не у неё была родная тетка, материна сестра, Варвара. Она хотела Катьку к себе взять, да та ни в какую идти не соглашалась.
-Зачем мене чужой дом? Мне и в своей избе хорошо! А делать я всё умею. Печь истопить и корову подоить.
Пробовали её и другие уговорить, да не уговорили. Кукла к этому времени семилетку закончила. Причём, с золотой медалью. За родителей она стала пенсию получать. Маленькую, правда. Катька молоко продавала, сметану. Жить было можно, только ведь в доме всегда расход какой-то. То крышу починить надо, то забор. Да и нарядиться хочется. На первых порах, Кукла стала перешивать на себя материнские платья. Только  мать её не в достатке жила, и на ряды у неё были  никчёмные.
  Кукла стала думать о том, не пойти ли ей в колхоз работать?   Пошла к председателю, дяде Мите. А он, вдруг и говорит ей:
-Рано тебе ещё  спину гнуть, успеешь!  Пойди-ка ты лучше на почту работать. Анну Ефимовну – то схоронили, а, на её место никого пока не нашли.!
-А я смогу? – с радостью, спросила Катька.
-А то нет?  Ты у нас теперь самая грамотная! Только пока по рядок наведешь, разгребать придётся. Почта, почитай, целый месяц не работает! Почтальонка, правда, кое-как разбиралась, только толку от неё мало.
-А, когда мне приступить можно?
-Да хоть сейчас! Вот, возьми ключ! – сказал дядя Митя, шаря в ящике письменного стола.
Открыв замок, Кукла с робостью вошла в помещение. Всё здесь осталось по - прежнему, как при Анне Ефимовне.. Как и тогда, пахло сургучом, клеем и еще чем-то неуловимым, чем обычно пахнет в  уч реждениях. На спинке стула осталась даже висеть шерстяная кофточ ка. Не было только самой Анны Ефимовны. Дотронувшись до коф точки, Кукла отдернула руку. Возникло какое-то неприятное чувство. Вещь была, а человека, которому она принадлежала, уже нет.
Начала с уборки комнаты. Вымела пол, вытерла со стола пыль. Хотела было полить цветы, но все они успели за это время засохнуть и вода, навряд ли могла им помочь.
Работу Катерина освоила быстро. Чем бы она не занималось,  у неё всё так и летало в руках. Часто на почту заходили  односельчане, у которых до неё и дел – то никаких не было,  Приходили просто так. Посмотреть, как новая начальница почты с работой справляется. Но, чаще других, наведывался дед Фома. Большой любитель поговорить. Поздоровавшись с Куклой, он тщательно вытирал о половик ноги, оглядывался вокруг и, не спеша, подойдя к стойке, спрашивал:
-А нет ли и мне  письмеца, дочка?
Катерина знала, что у деда, где-то далеко живёт сын, который ему никогда не пишет и не приезжает. А, может быть, его и на свете уже нет! Но она, неизменно отвечала:
-Пишут, дедушка, пишут! К празднику уж точно письмо при шлют!
-Вот, и я так думаю! – отвечал старик, довольный тем, что Кукла ему подыгрывает. Он и сам, давно не верил, что ещё когда - нибудь, увидит своего сына.
Помолчав, дед спрашивал:
-Не скучаешь, одна?  Родителеф - то вспоминаешь?
-А как же, вспоминаю! А скучать мне, дедушка, некогда! Тут работы полно, а домой придешь, коровы  с курями ждут…кормить надо. А тут ещё свинья опоросилася…
-Нешто я не знаю! Сам тута живу, и всё своими глазами вижу!...
Жизнь Куклы наладилась. И работа  была, и дома всё  хорошо было.  Но, несмотря на то, что с каждым годом Катерина расцветала, да хорошела, не было у неё, до сих пор, сердечного дружка. Она и сама  понимала, что парни не воспринимали её серьезно, из-за её малого роста. Так была ли в том её вина?!  Придёт на  вечеринку, где вся деревенская молодежь собирается, да так, весь вечер, одна и простоит. Разве что, с какой- нибудь девчонкой не станет танцевать.
Прислали как– то, на уборку урожая, студентов из города. Они ей сразу понравились. Весёлые, задорные, остроумные, Каждый себе цену знает! Совсем на деревенских ребят не похожи. Днём на поле работают, а вечером, к  той же полянке тянутся. А чего еще, по вече рам, в деревне делать?! Ну, разве что, кино привезут. Так ведь, опять же, одно старьё!
Несмотря на то, что её никто не приглашал танцевать, Кукла продолжала ходить на вечерки. Там она и заприметила Марата. Он ей сразу понравился. Волосы вьются, глаза, как у цыгана, черные. Смеется так, словно ему весь мир принадлежит! И хоть городской, выплясывает так лихо, что только в театре выступать! И Кукла, сразу и бесповоротно,  в него влюбилась! Ни одного вечера не пропускала, чтобы на танцы не сходить. Уж как она, перед ним не вертелась, как ни выплясывала, чтобы он на неё внимание обратил! А он, всё, как-то поверх её головы смотрит, словно её и нет тут вовсе.
И вдруг, однажды, придя на танцы, увидел её. Только лучше бы уж и не видел! Проходя мимо неё, спросил:
-А. что это тут малолетки делают? Тоже, небось, танцевать хо чется?
-А как же! –ответила она, с задором, тряхнув своими  кудрями.
-Ну, давай, давай! –проговорил он со снисходительностью, ко торая резанула её по сердцу. И, наклонившись, подхватил Куклу на руки.
Кукла запротестовала, пытаясь вырваться из его рук, но он дер жал её крепко.
-И, как же нас зовут? –спросил он тоном, каким, обычно, разго варивают с маленькими детьми.
И она, вместо того, чтобы назвать своё настоящее имя, сказала:
-Кукла!
-Ну, я так и думал! – воскликнул он, продолжая плясать.
Вокруг, все просто корчились со смеху. А бедная Катерина еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Она думала, что так насмехаться могут только деревенские парни. Которые, ради шутки, приглашая её, танцевали, согнув колени, чтобы быть ей по росту.
Наконец, танец закончился и Кукла, вновь ощутив под ногами землю, бросилась бежать прочь. Оказавшись дома,  и упав  на кро вать, она  зарыдала  во весь голос.  В её крике была и обида  за нераз деленные чувства, и боль одиночества и  не сложившаяся судьба. А было Кукле, в ту пору, тридцать.
С этого вечера, в душе Катерины, будто что-то надломилось. Из её открытых окон, уже не слышалось песен. Улыбка, всё реже появля лась на её милом личике. На почте она уже не шутила с посетителями, не сыпала прибаутками, на которые была горазда.. Но работала, по - прежнему, быстро и ловко, хотя и без особой радости. И на танцы больше не ходила.
С тех пор, прошло десять безрадостных лет. В жизни Куклы, так ничего и не изменилось. Она давно перестала надеяться, что когда - ни будь встретит своего суженного, обзаведется детьми.
Как-то зимним вечером, возвращаясь с работы, она услышала какое-то неясное бормотанье. Она никак не могла понять, откуда оно доносится.
-Ой, холодно! Ой, ноженьки мои, ой рученьки…
-Ей, кто там? –крикнула она.
-Это я, Ваня, -отозвалось совсем близко.
По голосу она узнала Ваню- пастушка. Не было у него ни родни, ни хаты. Работал пастухом. Летом жил, где попало, а зимой обитал по хозяевам. То тут, то там.
-Да где ты, есть то? – спросила Катя, останавливаясь.
-Да в стогу я, в стогу!
-Ну и что ты там делаешь?
-А ничего. Замерзаю, - ответил парень, вылезая из копны сена.
Весь он был в сенной трухе. А одежда была  на нем, разве что для лета
-Почему ты не сидишь, в этакий-то мороз, в избе? –продолжала до-   прашивать Катя..
-Да я у Петровых был…
-Ну, и что?
-У них сегодня гулянка. Все перепились и передрались. Ну и мне досталось…Словно собаку, на мороз выбросили!..
Постояв в нерешительности, она сказала:
-Что с тобой, бедолагой, делать, пойдём ко мне!.
-А ты не шутишь? – с недоверием спросил Пастушок.
-Какие уж тут шутки! Через час тебя бы уже и не разморозить было!
Когда Кукла привела Ваню домой и зажгла свет, перед её взором возникла такая жалкая картина, что хоть плачь. На Ване была старая одежда, волосы давно не мыты и не стрижены. Руки и лицо посинев шие и тоже грязные. А главное, от него шел такой скверный запах, хоть окно открывай.
Ваню, всё еще, бил озноб и он, пытаясь согреться, обхватил себя руками.
-Садись, чего стоишь? Есть хочешь?.
-Угу, - обрадовано закивал пастушок.
-Сейчас картошки нажарю. Грибков из подпола достану, - пообещала Катя. – Поешь, а потом отмывать тебя буду!
-Да? – не то с радостью, не то с испугом, переспросил он.
Ванюшке, в ту пору, было уже двадцать, но выглядел он мальчишкой, брошенным и забытым. Он  даже не помнил, как жил в семье. Не помнил родителей. И так, всю свою короткую жизнь, прожил ничейным, никому не нужным.
Когда Кукла нагрела воды и, поставив посреди избы корыто, предложила ему  залезть в него, Ваня, даже не смутившись, стал раздеваться. Что касается Кати, то она, как-то, не восприняла его как мужчину. Знай намыливала, да терла. Только вытерев, да нарядив в отцовское, заметила, что он парень, хоть куда. Волосы оказались, как и у неё, совсем белыми и кудрявыми. А глаза, голубели, словно весеннее небо. Вот, только  слишком он был тощим… Видать, всю свою жизнь, недоедал.
Ваня, так долго не мывшийся, чувствовал себя в чистой одежде, непривычно и даже, неловко.
Вскипятив чайник, Кукла, вновь, позвала его за стол. И они, долго пили чай с бубликами и карамельками, которыми Ваня, с дет ской радостью, громко хрустел. Мытьё и горячий чай, так его раз морили, что он уснул прямо за столом.  Катя его еле-еле растолкала, уложив, как ребёнка в кровать.
Встав рано по утру, Кукла, как обычно, накормила кур, подоила корову и, лишь сварив картошки, разбудила своего найдёныша, поса пывающего, как малое  дитя. Уходя, сказала:
-Есть захочешь, пожарь картошки. Да грибы, вон, еще остались. Справишься?.
-Угу, - кивнул он.
-Уже в дверях, оглянувшись, спросила:
-Ты читать-то, умеешь?
-Умею.
-Ну тогда, коли заскучаешь, вон, там, на полке, книжки стоят! Во двор выйти захочешь, надень отцовский полушубок, он в сенях ви сит.
Придя в обед, чтобы подоить корову, Катя застала Ванюшку за работой. Он колол дрова, ровно укладывая их рядами. В стойле тоже был порядок – Ваня успел уже убрать навоз. Зайдя в хату, она удиви лась ещё больше. Из печи шел картофельный дух.
-Ты не будешь браниться, я картоху варить поставил… -робко спросил Ваня.
-Молодец, Ванюша! – сказала она, похлопав его по плечу.
Несмотря на свою усталость, Катя заметила, что парень чем-то обеспокоин..
-Вань, ты чего такой смурной?  Спросить, чего  хочешь?
-Сколько мне ещё у тебя пожить можно?
-Тебе у меня хорошо?
-Хорошо! – с готовностью ответил он.
-Ну и жив, сколько влезет, хоть и насовсем оставайся! Места  всем хватит!
-Насовсем? – недоверчиво, спросил Ваня.
-Ну да, а что?
-А ты не боишься, что бабы про тебя говорить будут? – спросил он, глядя на неё из подлобья.
-А и пусть говорят! Какое кому дело?!
Так и остался Ванюшка у Куклы. Бабы и, на самом деле, сплетни чали по этому поводу. Хотя были и такие, кто посочувствовал и пас тушку и Катьке.- Оба, мол, они одинокие.. Катька, хоть и красивая, из-за своего роста, так в девках и осталась. Кто знает, может у них чего и получится?..
Кукла, принявшая участие в судьбе Вани, не хотела, чтобы он, на всю жизнь, пастухом остался. По началу, она с директором школы договорилась, чтобы Ване разрешили с детьми учиться. А потом, ког да он силы набрал, устроила его лесорубом.
Жили они, жили, да однажды, как-то так получилось,  что но чью, Ванюшка у неё в постели оказался. О любви не говорили, но обо им  от ласки и от горячих поцелуев так тепло, так радостно стало, словно они целый мир обрели.
Хотя Кукле было уже сорок, она страшно хотела иметь ребёнка. Ваня был против. Он сказал:
-Умрешь, а мне потом одному, с ним, возиться!
Деревенский, старенький доктор, тоже  отговаривал её. Поздно, мол, уже рожать и опасно.  Но Катерина, никого не послушала и, благополучно, разродилась сыном.
Когда мальчику лет семь или восемь было. Ванюшку, насмерть, деревом задавило. И остался Кукла одна, с ребёнком на руках. Но ничего, вырастила крепкого парня. А теперь, она ждёт его из армии. Скоро должен вернуться! –закончила свой рассказ моя знакомая.