Июнь - время отпусков. И хотя я заказала билет заранее, доста лась мне верхняя полка. Вообще, против этого, я ничего не имею, просто на этот раз, мне не повезло с попутчицей, у кото рой было нижнее место. Это была еще молодая, но уже полная женщина с приветливым румяным лицом. Из короткого разгово ра с ней, я узнала, что она работает крановщицей на Ижорском заводе. Перед отъездом она не успела выспаться после ночной смены и, получив у проводницы постельное белье, почти сразу легла спать.

       Естественно, что сидеть на нижнем месте мне было неудобно.      Залезать на верх, не хотелось и я, чтобы убить время до сна,  
   бродила по вагону, мешая остальным пассажирам.Второй моей
   спутницей, оказалась худощавая женщина лет сорока с притензи     ей на аристократичность. Она была из тех людей, которые, всю       свою жизнь, кого-то играют. Как только поезд тронулся, она по       шла переодеваться и вернулась совершенно преображенной. Ее      появление, было подобно шаровой молнии, влетевшей в форточ      ку. В первый момент, я словно ослепла от яркости ее наряда и
   лишь потом, разглядела его. На ней был шикарный, до самого по    ла, японский шелковый халат малинового цвета с ветками цвету      щей сакуры. Из-под халата выглядывали розовые атласные туфе     льки с большими помпонами. В этом одеянии она выглядела куда    шикарнее, чем в своем черном платье. Жаль только, что наряд ее    не вязался с вагонной обстановкой.

Когда я вернулась из очередного обхода, аристократка, как я     прозвала ее мысленно, сидела за столиком и, оттопырив оба ми      зинца, обгладывала большую кость. Заметив мой удивленный         взгляд, она сказала не без жеманства:

-Обожаю грызть кости!

Машинально посмотрев вверх, я увидела маленького человеч     ка с рыжей квадратной бороденкой. Он был очень похож на му      жичка-лесовичка. Мне он показался таким необычным,что от уди    вления, раскрыла рот пытаясь что-то произнести, но так ничего и   не сказала.

Сидел он в необычной позе, уперев руки в вытянутые ноги      и не моргая смотрел на меня.

 

-Странно, откуда он мог появиться? - подумала я. -После Ленин     града не было ни одной остановки.

Казалось, что и он изучает меня. Улыбнувшись одними глаза        ми, Лесовичок произнес:

-Вечер добрый!

-Здрасти,- растерянно ответила я и плюхнулась рядом с Аристо      краткой, даже не попросив у нее на это разрешения.

  В это время, проходившая мимо проводница, предложила нам     чаю. Когда она ставила на стол стаканы, Лесовичок сказал:

-Мне пять. Посмотрев на него с усмешкой, проводница  спро         сила:

-А влезет?

-Влезет, у меня нутро большое, -ответил очень серьезно Лесо        вичок и попросил передать ему стакан на верх.

Чай он пил вприкуску, сосредоточенно, словно делал важ      ное дело.

Спать, все-еще ,не хотелось, но и слоняться надоело. Напив          шись чаю, я полезла на свои полати, собираясь часок-другой          почитать.

  Раскрыв книгу, углубилась в чтение. Сюжет был увлекатель         ный, но, незаметно для себя, я уснула. Сколько я проспала, не        знаю, а проснулась от тишины. Поезд стоял. Вентиляция не рабо     тала, все окна были закрыты и в вагоне, нагретом за день солн        цем, было жарко и душно, как в духовке. За перегородкой, так       же изнемогая от жары, тихо хныкал маленький ребенок, а моло       дая мама, пытаясь успокоить его, читала ему стихи Пушкина.

  Вытянув шею, я пыталась увидеть вокзал или, хотя-бы, стан       ционную будку с названием станции, но кроме железнодорож         ных составов, -ничего не было видно. Казалось бы, в тишине           только и спать, но сон улетучился, словно его и не было.     

   Разрывая тишину громким гудком, мимо пронесся тепловоз и       опять все смолкло.

  -Какая же это станция? -задала я себе, уже в который            раз, бесполезный вопрос, так как ответить на него я все-          равно не могла. Но ответ, все же, прозвучал:

   -Дно.

Повернув голову на голос, я встретилась со взглядом Лесо        вичка, который тоже не спал.

    -Интересно, сколько мы тут простоим? –подумала я. И            опять услышала ответ:

    -Дно, есть Дно. Часика два, а то и боле, простоим]

   -Что он мысли мои читает, что -ли? -удивилась я и решила          спросить, почему мы должны тут так долго стоять, но он,                опережая меня, проговорил:

    -Тут нас перечепляют. Один состав отчепит, а другой при                чепит..

     -Духота-то какая! -подала вдруг голос Аристократка.            Видно и ей не давала спать духота.

Вынужденное стояние и жара становились нудными. За окнами        вагона стояла белая ночь, а под потолком, как лампада, мер           цал ночной светильник. Хотелось встать и куда-то идти, что-то        делать, лишь бы не лежать в ожидании...

      И тут, словно решив доконать меня, прилетела бессонная           муха. То она садилась мне на лицо, то на руки. Я пыталась ее          поймать,

 

       Или, хотя бы, прогнать, но она возвращалась вновь и      

вновь. Выведенная из терпения, я воскликнула:

-Вот ведь, противная муха, привязалась!

Можно было подумать ,что Лесовичок, только и ждал моего            замечания.

      -Да-а-а, -протянул он задумчиво. -Муха, она того... и вы            дать может!

-Кого? –не поняла я.

      -Кого, кого? - незлобно передразнил меня Лесовичок.                     -Известно кого, преступника!

      -Да ну, бросьте глупости городить! -воскликнула снизу              Аристократка.

      -А тут и городить нечего, потому как случай такой был, -

проговорил Лесовичок, делая в слове случай, ударение на «а»        и замолчал, ожидая наших вопросов.

     -К прокурору ваша муха полетела, что -ли? -засмеялась Ари        стократка.

     -Это уж вы, извиняюсь, перехватили, -проговорил мужи              чок.-Чего она не может, того не может.

     -Ну, так расскажите как дело было, -попросила наша спутни        ца, предложив Лесовичку спуститься вниз.

Он слез, присел на краюшек и, зажав меж колен руки, начал           свой рассказ:

     -Сам-то я этого не видал, потому, как это давно было. Мне          батя рассказывал. Жили мы тогда в станице, вернее не мы, а           мои родители. Меня тогда еще и в помине не было.

Рядом с ихним домом, еще два дома стояли. В одном жил Пет           ро со своей жонкой, а в другой Степан, тоже жонатый. Они             друг-друга с измальства знали. Ну и, известно дело, дружили.

       Как-то, по осени, когда урожай уже сняли, собрались             други на ярморку, пшеницу продавать...

 

На голос Лесовичка, постепенно, собирались люди. Кто стоял,        кто на краюшек полки присел, а кто и на пол. Подходили тихо,       боясь спугнуть рассказчика. Но он, видимо, был не из робких         и аудитория его не смущала.

    -Запрягли коней и поехали разом. Пшеницу, само -собой,           продали и стали разные закупки делать. Степан был мужиком         прижимистым, ничего лишнего не покупал. Ну уж, не без того,        чтобы бубликов, али пряников не купить. Купил, правда, жене        своей шаль с кистями, дак и то все торговался, чтоб подешев          ше отдали.

А Петро, окромя всего прочего, купил жене своей                     маниста...

-Чего, чего? -переспросила я удивленно.

-Ну, это, вроде бы, бусы такие...

-Может монисты?-догадалась я.

      -Во, во, они самые! -Степан еще и говорит ему, -зря ты

Петро деньги тратишь, обошлась бы твоя жонка и без нам...        Лесовичок запнулся,но потом выговорил -манистов.

      -Конешно, отвечает ему Петро, -обошлась бы, но при          них она еше краше будет. А я любоваться на нее стану.

      -Намниста эти, -опять по своему сказал мужичок, -и Сте             пану приглянулись, только у него и в мыслях не было деньги          на них тратить.

      -Ну, закупили они всего и до дому подались. Едут и, про            меж себя, разговор, о том о сем, ведут. А меж тем, Степану,             Петровы маниста, ну, просто покою не дают. Вроде бы о них и         думать не хочет, а мысли сами к им возвращаются.

      -Вот бы, -думает он,- моей жонке такие! Она -бы меня еще               пуще уважать стала! Да и чем она хуже петровой Насти?            Думает он так, а самого такие завитки берут, ну, просто коло           тить всего начало. И надумал он тут, смертоубийство. И сразу          ему в голову разные идеи приходить стали, как это лучше учи         нить.

 

       Как заехали они в лес, остановил он своего коня и гово            рит, -погоди, мол, маленько, что-то у меня с колесом приклю          чилось. Сам с телеги слазит и делает вид, буд- то что-то испра        вить хочет. А потом опять к Петру обращается и подсобить ему        просит. Броде как, самому не справиться. Петро ему, конешно,        поверил. Тоже коня своего затормозил и к нему... А он, Степан        то есь, ничего не говоря, Петра -трах по башке кнутовишем, а         потом и душить стал. Телом он куда крепше Петра был. Тот от         него отбиваться стал, да никак совладать с ним не может и              уже, скрозь хрипы , спрашивает его, за что, мол, он его убива         ет. Степан ему в ответ, что хочет он у него маниста взять. Стал        его Петро просить, -не убивай, я тебе их так отдам.

       А Степан ни в какую! -Не могу, говорит, тебя в живых ос           тавлять, потому как ты, все едино, выдашь меня. Лучше уж я           тебя прикончу и закопаю.

В енто время, откуда ни возьмись, муха. Прилетела и прямо

средь Степанова лба уселась. Увидал  этy муху Петро и про             шептал, -выдаст тебя ента муха! -Сказал и помер.

      Тут на Степана такой страх нашел, ну, просто заледенило           всего. Как-никак, живую душу загубил! Только сделанного не          воротишь. Подхватил он Петра и поволок в лес. Лопаты у него        не было, так он его просто ветками да травой закидал.                          Петрова коня к кусту привязал, штоб он сразу следом не           побег, а сам вскочил на телегу и ну коня погонять. Домой воз          вернулся, будто ничего и не было. Покупки вынимает, да жон          ке своей, с разными приговорками, подает, а она в избу носит.              Настасья, Петрова жонка, само -собой, увидала его и че            рез забор кричит, спрашивает, почему, мол, Петро не возвер           нулся. А он ей, как ни в чем не бывало, отвечает, что его ка            кие-то дела задержали. Сказал, мол, что завтра возвернется.

Настасья, хоть и удивилась, но поверила и в избу пошла.

 

     На другой день, видят по дороге петров конь плетется,      а в телеге никого! Настасья, конешно, в слезы. Заголоси          ла! Через несколько ден, старуха какая-то из другого села

пошла по грибы и на петрову могилку набрела. Из любо         пытства ветки разбросала и обмерла. Со страху даже кор         зину свою бросила. Домой прибежала, всем соседям расска      зала, так до урядника и дошло.

       Приехал он, поглядел на упокойника и велел зарыть его.          Все шито-крыто и осталось. Может быть, никто бы и не дозна          лся, да выдала это злодейство муха.

Пришел, как-то, Степан с косьбы. Поел и на полатьях разлегся.       Смотрит, а на печи огромная муха сидит. Степан возьми да и           засмейся. Жона, само-собой, удивилась спрашивает, чему, мол,       смеешься? Он и говорит, -да вот, вспомнил Петра, он мне гово         рил, что муха меня выдаст! А она ничего, только умывается.                   Стала, тут, его жонка вопросами донимать. Что, да как, он        и рассказал ей всю историю. Она, конешно, поахала, да поо            хала, но, вроде бы, ничего, укорять не стала. Степан уж и сам         не рад, что выболтал ей все. Просит только, штоб о том разго         воре, она никому не говорила.

     -Забудь, говорит, -что я тебе рассказал. Жонка пообещала,        только баба, есть баба! Одной подружке, да другой, по секрету       рассказала, ну и пошел разговор по всему селу. И до начальст        ва дошло... Одним словом, присудили его к двенадцати годкам        заключения. Бот вам и муха!

Лесовичок замолчал, а слушатели загалдели:

-Все-таки, получил по заслугам!

-Не зря говорят, сколько веревочка -не вейся, а конец найдется!

-Это точно! За такие дела, всегда платить приходится!

Выслушав все замечания, мужичок-Лесовичок сказал:

     -Оно-то конешно, по заслугам. Только, иной раз, можно и           ни за что сесть!

     -Ну, это вы бросьте, зря никто не садит! -воскликнул с воз          мущением мужчина.

     -Может быть, раньше и было такое... -заметил кто-то не ре         шительно.

      Поднялся такой шум, что невозможно было понять кто что         говорит. Но, как только Лесовичок начал рассказывать, все             умолкли.

 

       -А вот, послухайте, какой случай был...-начал он.              -Причем, в наше Советское время! Давно правда, сразу опо        сля войны.Выпустили, значит, из тюряги одну бабу. Ну,она        само-собой, к дому подалась. Где на поезде, где на маши          не, а где и пешечком. Солнце ее пожгло, ноги болят, а до         дому километров двадцать. Вдруг, догоняет ее мужик на те        леге и предлагает подвезти. Она, само -собой, согласилась               Едут они и, штоб время  скоратать, калякают. Вернее,        мужик говорит, а она ему только вопросы подкидывает.           -Откуда, мол, да семья какая, да в какой деревне живет...

   Он ей на все вопросы ответил, а потом сам стал вопросы ки             дать, -Кто она, да откуда идет, А она ему, прямо и беспово

   ротно, отвечает, -так, мол, и так, еду я из тюряги, в которой           проваландалась пять лет. Посмотрел на нее мужик, видит ба            ба, вроде сурьезная, на бандитку не похожа, но спросил, за            что она столько лет валандалась. Что, мол, такого совершила.                Баба же эта, глядя ему в глаза и режет, -сидела, мол, ни          за што. Вины моей никакой нет.

Мужик, ясно дело, не верит ей и, вроде вас, говорит, -такого,          мол, не могет быть. За зря, никого в тюрягу не сажают!                         -Скажи-уж, что признаться стыдно! Ну, баба эта, в амби            цию! Все хочет доказать ему, а он ни в какую не верит ей. До          того доспорили, что чуток не разодрались. Баба, в такой обиде       была, что на ходу с телеги спрыгнула. Мужик ей только вдогон        ку крикнуть успел,

     -Дура, тебе ж еще верст десять до дому! А она даже не                    оглянулась!

А спрыгнула она потому, что в ей план созрел, как мужика того       убедить. Как только скрылась телera,баба эта, в чашобу забра         лась и давай меж елок да сосенок шастать. Исцарапалась вся  а       ей и этого ешщё мало. Стала сама себя ногтями драть, да еще          одежонку, кое-где, порвала. После этого, пошла в село, где            этот мужик жил, прямо к председателю в правление. Дверь к           нему открыла и ну, прямо с порога вопить. Даже слезы- нату           ральные потекли.

       Председатель испугался, никак в толк не возьмет, что с ей       такое стряслось и чего она от него хочет. А она, вроде бы, ус          покоилась. Стала рассказывать, как Николай Петров - так мужи       ка того звали, -догнал ее у леса и, извиняюсь, изнасильничал.                А для наглядности, стала свои ссадины, да царапины пока       зывать. Председатель очень удивился, потому  как Николая             знал только с хорошего боку, но ведь и доказательства налицо

       Подумал он и говорит, -я, конешно, не судья, но дело ва         ше разобрать должон. А сам кого-то за Петровым послал. Баба        сидит притихшая, только носом шмыгает. Поглядишь на нее,           самому плакать хочется.

       Приводят, значит, Петрова, а председатель ему, прямо в            лоб -ты эту бабу знаешь? Тоесь женщину? Петров плечами              пожимает и говорит, -а это смотря с какого боку. Ежели смот          реть как знакомство, то, вроде бы, нет. А ежели как встречу,          то да.

     -Ты мне мозги не пачкай! -это ему председатель говорит.                -Откуда ты ее знаешь?

     -Да я ее, час назад, на своей телеге вез.

     -Ага! -говорит радостно председатель, будто ему и впрямь          приятно. -Значит не отказываешься?

Петров, со всей сурьезностью, отвечает утвердительно         -нет!

-Значит, ты ее вез, а потом взял да изнасильничал?!

Тут у Петрова глаза аж на лоб вылезли. Открыл он рот, а           сказать ничего не могет, одно борматание. Повернулся он          к ей и говорит, -да как же ты могешь на меня такое гово           рить, ежели я тебя даже пальцем не тронул!

 

Баба губы надула, вот-вот, заревет.

    -Рассказывай, рассказывай! -это она ему. -А это что? - и на          свои царапины показывает.

Председатель к Петрову обращается, -знаешь, что тебя за та           кое баловство ожидает? -Петро, аж пятнами весь пошел. Вре           мена тогда строгие были! За такое нахальство, без всяких сви          детели, вышку давали!

      -Дети-ж у меня малые! -это Петров говорит. А председатель        ему отвечает, -раньше надо было о детях думать!

Видит баба, что перестаралась она и к председателю обращает        ся, -дозвольте, -говорит, -нам наедине с ним побеседовать. Мо        жет быть мы с ним и без суда, полюбовно договоримся!

       Председатель даже обрадовался. Только за ним дверь за           крылась, Петров бряк на колени перед бабой, да чуть не в го          лос: -пожалей ты детей моих, жону молодую! -Скажи, чем отку        питься могу, только в тюрьму не сажай!

      А она ему отвечает, -ничего мне от тебя не надо, толь

ко доказать тебе хотела, что человека в тюрягу ни за что          посадить можно!

Он же еще и благодарить ее стал, что она его с миром отпус            тила! -заключил Лесовичок.

      Некоторое время все молчат, размышляя о слышанном,              потом разом заговорили, заспорили. И вдруг, среди этого                многоголосья, раздался молодой резкий голос:

-А вот у нас, на Смоленщине, такой случай был.

-Жил у нас один пьянчуга, Митькой его звали. Хороший мастер         по мебели, но пил жутко! Что ни заработает, все пропьет. Ра           ботал он в мастерской по реставрации мебели. На работу на            автобусе ездил, а обратно пешечком, через кладбище ходил,          так было ближе.

      Как-то задержался он на работе, вышел, а на улице тьма -         глаз выколи. Перед выходом он, естественно, к бутылке при            ложился. Как он сам говорил, для сугреву. Ему-бы, дураку,             автобус подождать или кругом идти, а ему, вишь, некогда! Ну          и поперся через кладбище. Выпил он на голодный желудок,            его и развезло! Идет, ноги заплетаются, а он только посвисты          вает. Шел, шел и вдруг решил на небо посмотреть. То-ли зве          здами полюбоваться, то-ли месяцем. Только задрал голову,             как ввалился в вырытую могилу. Но упал, не на землю,а на             что-то лохматое и рогатое. А оно как закричит со страху козь          им голосом и давай его бодать. Из Митьки весь хмель разом            вышибло! По началу, он думал, что к нечистому, в преиспод          нюю попал. Но потом, ощупав животное, признал в нем козу и         успокоился.

      Попробовал было из могилы выскочить, да куда там! Это           сейчас по колено могилы роют, а тогда - встанешь в нее и с            ручками!

      Стал он на помощь звать, только разве дозовешься кого            ночью! Нормальные люди, ночью по кладбищам не шастают.           Что делать, смирился. Присел на корточки и козу к себе при            жал, для теплоты. Она, по началу, не поняла что он от нее хо         чет и вырываться стала. А потом успокоилась и легла. Ну и             Митьке пришлось радом с ней примоститься. Так они и проспа         ли почти всю ночь. Под утро, слышит Митька,

будто кто-то по кладбищу бродит, да еще и напевает себе под         нос. По голосу дружка своего узнал, пропойцу беспросветного.       Обрадовался и стал звать его, а от сырости совсем осип и не           своим голосом хрипеть стал:

-Степа, Степушка, помоги мне!

Степа его, конечно, не узнал и говорит: -

-Ой, ктой-то?

А Митька отвечает, -это я, Митька!

-Ты где? -спрашивает Степа.

-В могиле!

Встал Степа на четвереньки и пополз к краю могилы. Заглянул        в нее, но ничего не увидел и спрашивает:

-Ты што, разве уже помер? Тогда лежи, раз положили!

-Да жив я, жив!, -это ему Митька отвечает.

-А че ты там делаешь?

-Сидю.

-Я счас приду к тебе, -пообещал Степа.

     -Лучше вытащи меня! -просит Митька стуча зубами от ноч                ной сырости.

     -Ты чего костями стучишь, озяб? -спрашивавт Степушка,                  лежа на куче земли.

     -Озяб, язви тебя возьми! А ну, подымайся, иди ищи ве               ревку или проволоку.

Степушка походил-походил по кладбищу, да так с пустыми             руками и вернулся. И говорит:

-Хочешь, я тебе ногу протяну?

Митька ему из могилы отвечает:

-Ну да! Протянешь, и сам на мою голову свалишься!

Слушатели смеются, а я вспоминаю свое бестелевизорное                детство, когда люди ходили в гости и целыми вечерами о                чем-то беседовали, рассказывая интересные случаи. И време

ни тогда, почему то, свободного больше было. Никто не спе            шил и беседа велась неторопливая. И я, росшая без сестер и           братьев, очень любила сидеть со взрослыми, слушая их рас             сказы.

      Мои воспоминания начинают материлизоваться в образы

и я, словно, плыву куда-то... А парень все говорит и говорит,          рассказывая бесконечно длинную историю. Но голос его, по            степенно, куда-то отдаляется и слова с трудом доходят до мо          его сознания.

... -Митька хотел уже вылезти, да вдруг про козу вспомнил.                 Тоже ведь существо живое! Жалко! Привязал ее за рога и            кричит Степке - тяни! А сам, козу подпихивает. Ну, Степка               тянет... А как увидел, вместо Митькиной рожи, бородатую, да          рогатую, как заревет и ремень из рук выпустил...

      Сон окончательно сморил меня и конца истории я так и не          слышала. Проснулась от громкого смеха, после которого на             ступила тишина. Поезд все- еще стоял. Закрыв глаза, я стара           лась вновь уснуть, но, услышав голос Лесовичка, прислуша            лась.

     -На кладбищах, всегда что-то происходит, -изрек он зага            дочно и замолчал. Я заметила, что ему нравится, когда его              расспрашивают. И вопрос, действительно, прозвучал:

-А что там может происходить, покойники люди спокойные!

-Упокойники, они, конешно, тихие. А люди их боятся!

-А чего их бояться?! -произнес кто-то полувопросительно.

      -А вот, послушайте, какой у нас случай был, -начал Лесо            вичок со своей любимой фразы. А я подумала, что он сказоч           ник новой формации, собиратель страшных историй, которых          либо вообще не было, либо они происходили в незапамятные          времена. Но, не смотря на это, слушали его с большим инте             ресом.

        Мечты наших предков, или вернее сказки, стали для нас           былью. Человечество, как- то, очень быстро, привыкло к то            му, что для нас почти не существует ничего невозможного.              Люди спускаются на дно морское, летают в космос, видят то,           что делается за тысячи километров и то, что лежит у нас под           ногами, в земных недрах, но человеку хочется постоянно че            му-то удивляться, открывать новые тайны... Бот, тут-то и по            являются снежные люди, сушества вроде Нэсси и летающие             тарелки!

        Признаться, и мне очень хотелось верить в существова           ние этих тарелок. Узнав, что все это выдумки, я была искренне       огорчена.

Слушая Лесовичка, я удивлялась тому, что он, до сих пор, не         коснулся этой темы. Но, как потом выяснилось, он приберегал       это на закуску. А, пока что, навевал на нас страх рассказами о       делах давно минувших.

      -Случай этот, был у нас в деревне. Ушла от одного мужика       жонка, сбегла то-есь. Другой бы на его месте, погоревал, да и        оженился, найти жонку, не проблема! А он возьми да и повес          ся!

      -Ну, похоронили его, конешно, только креста ему не по                   ставили, потому, как он сам себя жизни решил.

Вот как-то раз собрались парни, да девки и стали друг перед           другом выхваляться, кто из них храбрее. Это меж парнями та           кой разговор вышел, -объяснил Лесовичок.

     Особо один все выхвалялся, будто ничего не боится, ни             упокойников, ни утопленников. Слушали его ребята, слушали,         а потом и говорят, -так мол и так, ежели ты такой храбрый,             пойди ночью на кладбище и забей в могилку смертоубивца             осиновый кол.

     -Это у нас так заведено, -опять пояснил мужичок. -Согла           сился он. Выстругали ребята кол и подают ему. Он взял, а сам,        всем видом показывает, что эта затея ему - раз плюнуть.

Дошли до кладбища, ребята ему и говорят: -ты иди, а мы тебя         тут обождем. Пошел. Сперва ему даже весело было, а как к мо        гилке смертоубивца, подошел, вроде и ноги не идут. А тут еще,       как на грех, туман. Колышется над могилкой, словно душа на          ружу выходит. Поднял он кол, штоб размахнуться и не могет.          Рука как каменная. И мерещится ему, что в могилке той, кто-то        вздыхает, тяжко так. Хотел было в деревню драпануть, да как         подумал, какие его надсмешки ждут, решился.

 

      Закрыл глаза и, не глядя, всадил этот кол в могилку.                Повернулся уходить, а его кто-то не пущает! -Пусти! -просит           он, а сам оглянуться боится. А тот все держит. Он опять -пусти,       я, мол, за тебя в церкви свечку поставлю! - А тот, ни в ка               кую!..

Ребята его ждали, ждали и решили пойти посмотреть, чего он         там так долго делает. Уж не уснул ли на могилке? Пошли.               Зовут, не откликается. Подходят к могилке, а он на земле мерт        вый лежит, а шинелишка его к могилке колом пришита! Вот,           какие дела! Сам себя и загубил! -закончил Лесовичок и тяжко         вздохнул.

-Ну и дурак! -заметил парень.

-А ты, зря словами не бросайся! -беззлобно проговорил             мужичок.

      -Какой он тебе дурак?! Ты, вон в какое время живешь!                     Тебе, ясно дело, никто не страшен, ни черт, ни леший. А                он когда жил?! Знаешь, какое суеверие было?! Во, не зна               ешь! -Тебе скажи про домового, ты смеяться будешь, а он              раньше в каждой избе жил!

-И в вашей тоже?, -засмеялся парень.

-А как-же, у каждого свой!

-И сейчас живет? -не унимался парень.

      -Сейчас нету. Сейчас я в квартере живу. Теперь у меня,                   окромя комарья, да мух, никого нет.

-А куда- же домовые делись? -продолжал настаивать                 парень.

-А кто их знает! Суеверие кончилось, они и ушли.

-Вы хоть видели их?

      -Врать не стану, видать не видал, а слыхать слыхал,                       -проговорил уверенно Мужичок. -Мать ему каждый день                  под печку харч клала. Как мы свет погасим, так он и яв                  ляется.Ножками топ, топ, топ и под печку...

       -Крысы, небось, бегали, -уточнил кто-то.

-Что я, крысу от домового отличить не могу? -с обидой в           голосе проговорил Лесовичок. - У крыс совсем ход дру             гой, а эти в валеночках бегают.

      -Вы же их не видели, откуда же вы знаете в чем они                  бегают? спросила Аристократка.

      -Знаю, потому как я однажды валеночек ихний нашел.                     Манюсенький такой, со спичечный коробок!

-Ну и горазд же ты врать, мужик! -раздался вдруг громкий          голос.

      -Не любо, не слушай, а врать не мешай! -Слыхал такую                    поговорку?

-Слыхал, слыхал! -ответил оппонент, проходя мимо.

      -Ну вот, и ладно, и ступай себе! -миролюбиво заметил Лесо               вичок. И, словно оправдываясь, сказал -это ж все давно                  было. Счас такого не бывает.

       -Расскажите еще что-нибудь, -попросила женщина с ребен         ком на руках. Ребенок давно уже спал, а она все ещё                      потряхивала его.

  Лесовичок, видимо, обиделся на мужчину и теперь сидел на            хохлившись, как воробей под дождем.

-Расскажешь, а потом брехуном окажешься, -проворчал он    обижено.

   Похоже, что ему нужен был небольшой антракт, чтобы собра           ться с мыслями или успокоиться. Но, на этот раз, его опереди          ла одна из слушательниц - симпатичная пожилая женщина, с           белоснежными от седины, волосами. Начала она без преди              словия:

       -Когда я была девочкой, наша семья жила в Прибалтике, в        маленьком уютном городке. Была у меня старшая сестра, курси        стка, как тогда называли. Между нами была разница в десять          лет, а по этому и интересы были разные. Я училась в гимназии        и подруги мои, были гимназистками. Сестра вспоминается мне         всегда веселой и смешливой. Вечно она куда- то спешила и            вечно опаздывала. Прибежит, торопливо поест и опять убегает

       В городе, где мы жили, был старый тенистый парк, но мо

лодежь того времени, почему-то, любила гулять на кладбище.         Кто бывал в Прибалтике, наверное знает, какие у нас кладби           ща. Никакого мусора, дорожки подметены, деревья, как в пар         ке. Но, все-равно по вечерам ходить страшно. Мама была про        тив этих прогулок, но удержать сестру не могла. Как-то, в кон

це лета, сестра не возвращалась домой особенно долго и мама        стала волноваться. Я уже спала и видела, наверное, десятый           сон. Разбудил меня голос сестры, которая говорила о чем-то           возбужденно, чуть не плача. Поднявшись с постели, я откры           ла дверь и выглянула в другую комнату. Отец и мать сидели на        диване, а сестра то садилась, то вскакивала, комкая в руках но        совой платок. До этого, я никогда не видела ее в таком возбуж        дении. Из ее сбивчивого рассказа, ничего нельзя было понять       и, только когда она успокоилась, смогла рассказать все по по рядку.

 

      -Много лет назад, в день своей свадьбы, скоропостижно,            умерла юная и прекрасная девушка, по имени Юта.                         Похоронили ее в семейном склепе, где покоились несколько            ее предков. Жених был просто в отчаянии. Все родственники           уже поднялись наверх, а он все сидел возле гроба и держал в         руках букет роз, который собирался преподнести своей невес          те. Уходя, он положил эти цветы на крышку гроба.

       Эта трагическая история, передаваемая из уст в уста,по           степенно превратилась в легенду. Говорили, будто розы так          и  не завяли, оставшись такими -же свежими, как в день похо        рон. А моя сестра рассказала нам вот что.

       В этот вечер, компания, как и обычно, гуляли по кладби           щу. Один из молодых людей, гулявших с ними, незаметно от           делился и, спрятавшись за склеп, стал надевать на себя нечто         подобное савану, сшитому из простыни. Он уже представлял           себе, какой поднимется переполох среди девушек, когда они           увидят "привидение" и, заранее, смеялся. Он решил подождать        компанию за склепом и присел на ближайшую могилу. Голоса          раздавались, где-то, далеко, а здесь, стояла мертвая тишина,          какая бывает только на кладбище. И вдруг, среди этой тиши            ны, раздался тихий стон. Сперва, юноша подумал, что это ему         показалось. Прислушавшись, услышал стон вторично. Причем,        где-то совсем близко, словно из той- же могилы, на которой           он сидел. Опустившись на землю, он приложил ухо к чугунной        плите - стон стал явственнее.  Ни в духов, ни в нечистую силу,        он не верил, но все- равно, испугался. Даже мурашки побежа          ли по спине. Забыв о своем саване, бросился навстречу компа         нии. Увидев друзей, закричал еще издали:

       -Там, в могиле, стонет кто-то!

Ему не поверили, но все- же, пошли за ним. Окружили моги         лу, прислушались. Слышат, в самом деле, кто-то стонет.              Пошли за сторожем. По началу, он решил, что над ним хотят       подшутить и никак не соглашался идти, еле уговорили.

Пришел на место, ухо к плите приложил, а потом и говорит,           -это не могила, а второй вход в склеп. Поднялся с земли и по           шел к склепу, Все за ним. Около входа, велосипед нашли. А            двери в склеп, большим замком закрыты, да еще толстые цепи        висят.

Сторож вокруг склепа обошел, осмотрел его и говорит, показы       вая на разбитое окошко, -кроме как здесь, пролезть нигде не          мог!

Двое, самых решительных, подошли к стене. Один встал друго        му на плечи, просунул голову в окошко и спросил: -есть тут            кто? В ответ тихий голос ответил: -помоги-и-ите!

Принесли от сторожа лестницу, фонарь и веревку. Сторож           спрашивает, -есть ли среди них храбрый. Я- бы, говорит, и          сам полез, да мне не протиснуться.

Лезть в склеп, конечно, никому не хотелось, но ведь и не по           мочь человеку, нельзя. А тут еще, кто-то говорит, -а ведь это,         склеп Юты!

-Самым храбрым, оказался Малыш. Это у них так одного студен        та звали. Он был среди них самый молодой и самый малень             кий. -Кроме меня, говорит, -никому не пролезть. И полез на

верх. Обвязался веревкой, протиснулся в узкое оконце и про          пал в темноте.

Те, что держали веревку, стали ее постепенно отпускать, пока         Малыш, не подал им знака.

Сперва было тихо, потом услышали, откуда-то, из-под земли,          голос Малыша, только слов нельзя было разобрать.

    А Малыш, в это время, увидел ужасную картину - на полу, сре         ди обломков гроба, костей и истлевшей ткани, сидел седой сту        дент. Он настолько ослаб, от пережитого страха, что не мог             встать на ноги. А когда его подняли наверх, то долго не могли         вытащить через окно. И ходить он не мог. Сторож разрешил            ему остаться у него до утра, а утром, молодые люди, обещали         сообщить родным.

Когда студент напился горячего чаю и немного приободрил            ся он рассказал о том, что с ним произошло.

-Около года он был знаком с одной курсисткой, в которую был         влюблен. Но она, только дразнила его и в ответ на призна              ния, смеялась. В этот злополучный вечер, он провожал ее до          мой. Уже поднявшись по лестнице, она ему крикнула, что ес            ли он хочет доказать ей свою любовь, пусть принесет ютын            букет.

Ради любви, студент готов был даже на такое безрассудство.           Он уговорил товарища, помочь ему и, как только стемнело,             они сели на велосипеды и поехали на кладбище. Веревка,              которую они взяли особой, оказалась коротковатой, но сту              дент считал, что её должно хватить, чтобы спуститься на пол           склепа.

Когда он пролезал через окно, то нечаянно, уронил фонарик,         тот упал и погас. Надеясь, что он его найдет, студент продол          жал спускаться. Когда веревка кончилась, он выпустил ее, ду         мая, что висит над самым полом. Но случилось непредвиден           ное. Откидная дверь склепа, находилась под самым окном и           была, почему-то открыта. И, вместо того, чтобы встать на пол,        он провалился в нижнюю часть склепа, упав на один из гробов        и свалив его на пол, вместе с останками.

Пытаясь найти свой фонарик, он шарил вокруг себя, но, вмес          то него, все время натыкался на кости.

Его товарищ, почувствовав, что веревка висит свободно, стал          звать его, но, не получив ответа, сбежал. И кто знает, что ста          ло бы с этим юношей, не окажись рядом со склепом шутника в        саване. Возможно, что он сошел бы с ума.

Об этой истории, скоро узнал весь город. Студента, а так-же           его барышню, исключили из учебных заведений, только преда        тельство друга, так и осталось безнаказанным.

        Дама замолчала. Молчали и слушатели, все ещё нахо         дясь под впечатлением рассказа.

Неожиданно раздался толчок, надсадно заскрипели колеса и           мы тронулись.

Почти сразу ко мне пришел сон и я, не противясь ему, перенес        лась в мир, где реальность переплетается с вымыслом.

Проснувшись на какой-то остановке, я опять услышала тихий          голос Лесовичка, который рассказывал, единственному слуша         телю, фантастическую историю нашего времени.

.  ..- А как-же! Я ее, эту тарелку, своими глазами видел! Вот,

как тебя счас вижу, токо что не так близко. Я рыбалить ходил         на Ладогу, а она, возьми да сядь, на лед.

-Сочиняете? -усомнился слушатель.

      -А чего мне сочинять? Что видал, то и говорю! -А кто еще,         окромя меня видал, того не знаю и врать не буду. А об том,             что на Ладоге, после ее улета, черный круг остался, даже в             "Вечерке" писали! Сажа такая. И три ямки от упора...

        Всю оставшуюся ночь, мне снились, какие-то, бредовые            сны с черной козой, прилетевшей на космическом корабле,             инопланетянами, вылезающими из могил и покойницей- невес         той, торгующей на базаре Солеными огурцами.

       Настало утро, с его суетой, мытьем, переодеваниями и              очередями в места общего пользования.

  Перед Калугой, наш поезд опять долго стоял на, каком-то, по          лустанке в ожидании встречного. В вагоне, по прежнему, бы           ло жарко и душно. Хныкал, разморенный ребенок, но устав             шая в дороге мать, уже не читала ему стихов, а только повто           ряла: -скоро приедем, скоро приедем!..

  Мимо нашего купе ходили пассажиры, но ни в ком из них я         не могла узнать наших ночных гостей. Одну только даму             признала, но и она прошла, даже не взглянув в мою сто              рону.

Лесовичок полулежал на своей полке, подперев кулаками подбородок и бездумно глядел  в окно.  

 

Калуга встретила нас солнечным жарким днем. Раскрылись              двери вагонов и пассажиры, живой рекой, потекли к выходу в         город.Четко отбивая шаги, мимо меня прошагала Аристократка        в черном платье, с большой сумкой-чемоданом. Проплыла, по         качиваясь, седая дама, с модным баулом. Бочком проскользнул       серенький Лесовичок в кедах, а за ним молодая мама с коляс          кой…