Прошлое зовёт
В молодости, когда каждый был заполнен делами, каки ми-то проблемами и событиями, я редко вспоминала прошлое. Разве что, невзначай, что-то напомнит о нем. Старея, стала заме чать, что мои мысли все чаще обращаются к давно минувшим дням. Но, к сожалению, несмотря на то, что в моей многотрудной жизни – оккупация, немецкие лагеря и ссылка, бывали и светлые дни.
Чаще же всего вспоминается то, о чем хотелось бы забыть. Сорок второй год, Западная Пруссия. Лагерь для перемещенных лиц нерусской национальности: русские немцы, литовцы, латыши, эстонцы. Всех нас, если так можно сказать, спасали от советской власти. Но непонятно только: почему наш лагерь был обнесен ко лючей проволокой? И охраняла нас военизированная охрана ли товцев. Да и относились к нам, как к людям третьего сорта.
Чаще всего нас называли «русскими свиньями». В самом на чале войны, мне был поставлен диагноз: туберкулез левого колен
ного сустава. Ногу положили в лубки. В лагерь я попала на косты лях. Как только нога перестала меня беспокоить, я с легкомысли
емребенка, бросила костыли. Результатом стала новая вспышка болезни и меня положили в лагерный лазарет. Условия в лазарете были вполне комфортные: паровое отопление, горячая вода, теп лый туалет.
В палатах лежало не больше 5-6 человек, но на отделения он не был разделен: хирургические, терапевтические, кожные и другие больные лежали вместе. Сюда же попадали и дети. Кроме общей ограды, лазарет был дополнительно обнесен колючей проволокой. Приемных дней не существовало. Не разрешалось да же подходить к окнам. Если же родственники проникали за ограду, их немедленно прогоняли криками и ругонью. И мне приходилось общаться с мамой посредством записок, которые ей передовали наши лагерные санитарки.
Всего в лазарете я пролежала ровно год. Процесс остановили, но нога на всю оставшуюся жизнь осталась негнущейся…За все это время через мою палату прошли десятки людей, почти не оста
вляя о себе памяти. Только одна женщина запомнилась мне на всю жизнь. Это была Екатерина Шмидт. Сейчас мне трудно судить о ее возрасте, тогда же она казалась мне пожилой.Приблизительно прикинув, думаю, что ей было лет сорок. Мы с ней пролежали в одной палате, на соседних койках, около двух месяцев. Общение с ней дало мне очень много.
Ее рассказы были похожи на особое расположение, она рас сказывала, именно мне, о своей жизни. Так как я росла единствен ным ребенком и привыкла общаться со взрослыми, то охотно слу шала ее. Ее судьба была, поистине, трагична. До революции она была участницей подпольного революционного движения. Не раз попадала в пересыльные тюрьмы, где неделями валялась на ка менном полу. После революции окончила педагогический инсти тут и стала учительницей. Вышла замуж, родила двух сыновей.
В начале ее семейная жизнь складывалась довольно благо получно. Но, когда муж стал пить, все пошло прахом. Напившись, он гонял ее и детей по дому, а иногда и избивал. Прятались у сосе дей. Как говорят – беда не приходит одна. Месяцы, проведенные в тюремных камерах, не прошли даром –у нее начался острый рев матический процесс обеих коленных суставов. Как большевичке, ей предоставили возможность лечиться в лучших больницах.
Но стойко выдержав все тяготы тюрем, она не смогла вытер петь болей, которые испытывала при процедурах, прося только одного, чтобы ее оставили в покое. Заставить ее лечиться насиль
но, не могли и она была выписана из больницы…Какое-то время она еще могла передвигаться по комнате, но очень скоро болезнь окончательно овладела ею. Постепенно ее ноги стали стягиваться в коленях, которые она уже не могла разогнуть.
Со временем, процесс остановился, но ноги так и остались согнутыми…Вскорости муж бросил ее и она осталась одна с дву мя детьми …Шмидт была немкой и во время оккупации, так же, как мы, попала в лагерь. Каждое утро по баракам ходили медсес тры, которые проверяли наличие больных. Увидев Шмидт и выяс нив, что она не встает, доложили штабному врачу, который приез жал в лазарет один раз в неделю.
О том, что произошло дальше, я не могу вспоминать без ужаса и боли. Осмотрев больную, штабврач решил…выпрямить ей ноги?! Сперва он попытался сделать это без наркоза. Но она так закричала от боли, что ему пришлось от этого отказаться. И то гда, даже не заручившись ее согласием, велел готовить ее к обще му наркозу. Мне хочется думать, что подобный эксперимент не был следствием патологической жестокости.
Однако, как можно объяснить то, что опытный хирург не мог предвидеть последствий? За годы лежания, мышцы и сухожилия ее ног потеряли эластичность и подвижность. И, когда ноги были выпрямлены , причем обе, они оказались попросту порванными…
Если до этой варварской операции Шмидт самостоятельно ложилась и садилась, то теперь она не могла, даже с посторонней помощью, повернуться. Первое время ее возили на перевязку в хирургический кабинет, но вскорости от этого пришлось отказать ся, так как любое движение ног доставляло ей ужасные страдания
и тогда перевязку стали делать в палате, на наших глазах.
Обычно, одна из сестер, поднимала ее ногу вверх, а вторая удаляла пинцетом отмирающие ткани. Раны, очень скоро стали гноиться и причиняли ей большие мучения. Не помню, как реаги ровали на все это другие больные, а я плакала еще после того, как сестры уходили. Успокаивала меня сама же Шмидт и уговари вала так, словно это касалось не её, а меня.
Убедившись в несостоятельности эксперимента – не знаю, какого результата ждал от этой варварской операции штабсарцт *, но он не нашел ничего лучшего, как выписать её из лазарета, хотя, наверное понимал, что дни ее сочтены…
В бараке, кроме физических, ее ждали еще и моральные му ки. Сыновья-подростки отказывались обслуживать ее бесплатно, требуя деньги за каждое поданное судно. По просьбе соседей по комнате, для которых совместное проживание с ней стало невыно
симым, ее вновь забрали в лазарет. Второй раз она пролежала там не более двух недель и умерла от гангрены…
На память от нее, у меня остался серебряный наперсток с её инициалами. Всякий раз, берясь за рукоделие, я невольно вспоми
наю невинную жертву варварского эксперимента, следствием ко торого стала мучительная смерть…
* штабсарцт - штабной врач
