Часть наших лагерных попала в Михайловку. Приезжавшие к нам оттуда, были настроены особенно оптимистично. Однако те, у кого была сила и возможности, старались как-то устро иться. Вскорости после нашего переезда в лазарет, семья Венц перебралась в собственную землянку, выстроенную дядей Борей. Нина Ричардовна Тольцман, симпатичная интеллигентная женщина, жившая вместе с нами, купила недалеко от нашего по селения, землянку. Сколько она стоила и откуда у Нины Ричар довны были такие деньги, я не знала, но порадовалась за неё и немного позавидовала. Нина Ричардовна быстро оборудовала ее и дома у нее стало удивительно уютно. На окнах висели занавесочки, стол был накрыт скатертью, на топчане лежало покрывало. А в маленьком земляном сарайчике блеяла, куплен ная ею коза.
К Чесноковым приехал из Ленинграда, погостить, муж Ма рии Михайловны и Вовка, его сын, ходил именинником. А мы, по-прежнему жили рынком. Наши тюки заметно таяли и исчеза ли.
Говорили, что сюда, в лазарет, перевезут всех, кто не работает и тех, у кого старики. Какой был в этом смысл, ни кто не задумывался. Все уже давно привыкли, что за нас всег да решает кто-то другой. А нам ничего не остается, как толь ко подчиняться.
"29,понедельник. Надо будет зайти к нашим в землянку, очень хочется узнать от мужа тети Маруси, что говорят о нас в Ленинградском НКВД.
Соседи у нас неплохие, но меня злит, что они все время повторяют, что мы тут сгнием, и черви нас съедят. А мне хо чется верить, что дядя Лева вызовет нас и мы поедем к не му. Одна наша врачиха написала письмо Калинину. Просила раз решения поехать к мужу.
И вот, недавно, пришел ответ, что на этих днях будет ре шаться вопрос о нас. Выдумка это или правда, я не знаю, но снова жду.
"30,вторник. Мы сегодня занимались побелкой, а потом пошли в баню. Все скамьи в бане деревянные а, вместо шаек, тоже деревянные посудины, похожие на детские гробики. Сде ланы они из толстых досок и,намокнув, становятся неподъ емными. Есть даже душ, но воду в него надо заливать самим, взобравшись для этого с ведром, под самый потолок.
Да, чуть не забыла! Наши мальчики ходили в совхоз устраи ваться на работу. Директор спросил их, кто они. Ребята отве тили - репатреированные.
-В таком случае, я не могу принять вас, -ответил дирек тор. - Может быть, вы проработаете несколько дней, а потом уедете. Так они и ушли ни с чем.
Был у нас Репетунов. Соседка спрсила его, стоит ли поку пать корову. Репетунов ответил, что скоро будет приказ от правлять, но не всех, а только желающих. Видимо, он что-то знает. Не придумал же он о приказе?!
Наступило первое мая, но даже этот весенний праздник ни чем не отличался от будней. Не было ни музыки, ни демонстра ции, ни флагов. Утром, как обычно, я отправилась с соседс кой девочкой, на старый завод, где находился наш, единст венный продуктовый магазин. Пошли мы выкупать колбасу, но, как это часто бывает, не получили и пришли домой ни с чем. Праздничной в этот день была только погода. Стояла такая теплынь, что все ходили в одних платьях. Но, наученные горь ким опытом, таскали с собой теплые вещи, Из-за континенталь ного климата, погода менялась так резко, что за один час ле то могло превратиться в осень, или наоборот.
Помню, как-то утром, когда мы выходили из дому, было так холодно, что пришлось надеть пальто и шапку. Пока мы ходили на рынок, стало так жарко, что, на обратном пути, пришлось снять не только верхнюю одежду, но и чулки. Бывало и так, что, выйдя из дому в одном платье, я возвращалась посинев шая, со стучащими от холода зубами. Но на этот раз, погода продержалась весь день, но зато 2-го мая шел град и дул та кой холодный ветер, что я вообще не решилась никуда идти. Кто-то из аборигенов рассказывал, что однажды с первого на второе мая был такой мороз, что замерзли насмерть, стрено женные лошади, оставленные на выгоне.
На Содовый мы приехали поздней осенью, когда природа уже погружалась в зимний сон. Теперь настало ее пробуждение. Ни раньше, ни потом, я не видела таких буйных трав. И все это было населено различными насекомыми и пресмыкающимися. Что бы не наступить на кого-нибудь, приходилось все время смот реть под ноги.
Тепло в эти места, приходит как-то внезапно, и все пус кается в рост, буйно и стремительно. Северные подснежники, со сказочным названием "Сон-трава", сменило летнее разно травье. Здесь впервые я увидела лук-слезун, дикий чеснок, паслен, жарки и еще много неизвестных мне растений. Изумляло даже болото, поросшее дикими ирисами. Они были трех или четырех цветов и каждый имел свой запах. Для нас с мамой лето стало настоящим праздником. Мы обе были больши ми любительницами цветов. Нарвав большой букет ирисов, мы расставляли их по цветам, в разные банки и потом ходили вдоль длинного стола и нюхали их. Наши соседи по комнате, Паль, деревенские жители, видя это, постоянно удивлялись нам. Позже, я не раз убеждалась, что люди, живущие на приро де, ценят и любят ее меньше городских. Для них гораздо важ нее то, что имеет цену. Что можно съесть или продать.
Лес стал для меня убежищем от действительности и тяжких дум. Местами он был совершенно непроходим -его никто не рас чищал и, падавшие деревья годами гнили, покрываясь древес ными грибами и мохом. Некоторые умирали стоя, прислонившись кроной к своим соседям. Это было странно, ведь людям, жив шим здесь, нужно было топливо. Не знаю, где уж они его бра ли.
В лесу мы никогда никого не встречали, даже когда поя вились грибы. Однако, из-за буйной зелени, лес не вызывал уныния. Все в нем жило, двигалось, щебетало и попискивало. Мне, городской девочке, этот мир казался таинственным и да же сказочным. Стараясь не шуметь и не пугать его обитате лей, я тихо пробиралась по его зарослям, то и дело, останав ливаясь и прислушиваясь к лесным голосам. Разглядывала не знакомых птиц, ловила ящериц. Они были удивительно красивы, то желтые, под цвет песка, то изумрудно зеленые. Рассмотрев свою пленницу, я выпускала ее на волю. В эти минуты забыва лись все неприятности, и даже голод.
Вечерами, когда собирались все соседи, мы, иногда, пели русские песни. У мамы было лирическое сопрано. Когда-то она училась петь и даже выступала вместе с отцом к любительских концертах. У отца был глухой низкий голос, он почти никогда не пел, но зато аккомпонировал маме на рояле. Благодаря ей, я с детства, полюбила романсы и с удовольствием пела их вме сте с мамой. Песни, на время, возвращали нас в прошлое, под нимали настроение. А потом приходил новый день с новыми за ботами и печалями. В основном, это были мелочи, но наша жизнь состояла именно из таких мелочей. Примером тому моя запись от 5-го мая:
"...Сказали, что сегодня последний день выдачи мяса, и я пошла на Старый. Народу было совсем мало, не было даже по следнего и мы, кто пришел со мной, организовали новую оче редь. Но тут пришли те, кто занимал раньше, и стали ругать ся с нами. Особенно орали несколько женщин, не знаю из ка ких, возможно из ссыльных. Одна разозлилась на меня за то, что я говорю по-русски. Она сказала мне:
-Все-равно ты такая же фрицовка и иди к Гитлеру!
Мне это показалось таким обидным, что я готова была уда рить ее и сдержалась только из опасения, что буду избита ими. Вот уж не зря говорится, что с кем поведешься, того и наберешься! А еще:-"С волками жить - по-волчьи выть!"
В Германии нас обзывали "русскими свиньями" и посылали к своему Сталину, а теперь вот, дождались, что стали фрицов ками!"
В дневнике есть даже записи цен, которые, спустя сорок лет, кажутся почти фантастическими. Например такое перечис ление покупок, сделанных на базаре:
4кг. муки - 125 руб.
2 ведра картошки - 80 руб.
3 стакана фасоли - 18 руб.
1 стакан сахарного песка - 15 руб.
Впрочем, теперь, после нескольких девальваций и дефолтов и бесконечных, уже постоянных повышений цен, трудно понять, было ли это дорого, или дешево.
Наконец маме удалось найти хоть временную работу. Дочь наших соседей Оля, шьет дома рабочие рукавицы. Мама была у ее начальства и ей заказали занавесы для клуба. Ничего выши вать не надо было, только сделать мережку. Ткань какого-то темно-болотного цвета, плотная и тяжелая. Работать с ней трудно. Но мама очень обрадовалась-это лучше, чем продавать свои вещи.
"14,вторник. День сегодня начался удачно - за хлебом сто яло всего человека 4 и мне совсем не пришлось ждать. Потом я пошла на почту и получила письме от дяди Левы. А вот вто рая половина была плохая. Во-первых, напрасно сходила в ма газин – иждивенцам, вместе пшена, давали картошку и мне ее не хватило. А вечером у бабушки был опять такой сильный при ступ, что мы не надеялись видеть ее в живых. Хорошо еще, что у нее пока что есть нитроглицерин. Но что будет, когда он кончится? Вряд ли его можно тут достать..."
"16,четверг. Вчера у нас были какие-то представители. Спрашивали каждого, где он был, когда пришли немцы, нацио нальность и место работы. А если не работаешь, то почему.
Сегодня мама отнесла занавески. Ее работой остались до вольны. Дали eщe несколько полотен, и сказали, что оплатой не обидят.
На Содокомбинат, продолжают прибывать люди, хотя рабочие руки здесь уже не нужны. Так что их ждет наша участь. Чтобы скорее получить деньги, помогаю маме делать мережку. Давно было бы пора догадаться!
Оттилия Оттовна – они с дочерью, живут за стенкой, в ма ленькой комнатке, - сегодня насмешила нас своим рассказом. Говорит:- У нас в России люди пьют кофе из кружек, а есть народы, которые пьют из большого кувшина. Сидят вокруг и тянут через трубочки. Вспомнила о кальяне, а решила, поче му-то, что так пьют кофе. От старости, видимо, ум за разум заходит!"
Вместе с радостью, весна принесла и огорчение - уже в мае появилось несметное количество комаров. Вечером невоз можно было выйти на улицу. Ребята устраивали из сухого наво за дымокуры. Дыма комары, действительно боялись, но и нам он не доставлял удовольствия. Но еще хуже комаров, мучила нас мошка, или, как тут ее называли мошка - с ударением на последней букве. Была она очень маленькая, незаметная. Подлетала без всякого звука, да и укус ее почти не ощу щался. Зато потом, начинался такой страшный зуд, вытерпеть который было просто невозможно. Возвращаясь в помещение, все начинали зверски расчесывать места укусов и чесались до крови, которая стекала струйками. Но на этом все не конча лось. Расчесанные места, начинали гноиться и не заживали до самых холодов. А зажив, оставляли глубокие, как от оспы, ям ки. Не исчезли они у меня и до сих пор. Но что удивительно, страдали только ноги. Ни рук, ни лица мы, почему-то не рас чесывали. Те, кто жил здесь уже не один год, обладали имму нитетом и не чесались.
И это было не единственной напастью. От недоедания, я вечно мерзла и простужалась. Зубы у меня с детства были пло хие и теперь я, то и дело, маялась с флюсами. То распухала левая щека, то правая. Заплывал глаз, поднималась температу ра. Потом флюс лопался, выходил гной и я, на какое-то вре мя, забывала о своих зубах. Я даже не знала, был ли на содо вом зубной врач и мне, как-то не приходило в голову, пойти в поликлинику. Тем-более, что она была от нас очень далеко. Кроме того, я стала страдать расстройствами желудка. Стоило мне съесть гороху, фасоли или капусты, как я начинала бе гать взад и вперед. Вспоминая об этом теперь, я удивляюсь что ни разу, не считая моего обращения к врачихе больницы, не обратилась к врачу. Да и мама с бабушкой на этот факт не обратили никакого внимания. А ведь до войны, меня уже раз сто показали бы врачу! Это говорит о том, что реакция на какие-то проблемы, обусловлена бытом. Иная жизнь и иные мер ки! А мне, по всей вероятности, уже тогда, нужна была дие та. Но это не могло и придти в голову. Да если бы и пришло, то что толку?! Расстройство желудка было, как видимо, по следствием перенесенного мной брюшного тифа.
Пока я отсиживалась дома с температурой, на рынок ходи ла мама. Но торговля шла у нее плохо. Предлагали ей всегда мало, или вообще ничего не спрашивали. Мне было ее очень жаль. На рынке ее лицо делалось таким жалким, униженным, словно она ждала подаяния. Это было невыносимо. Первое вре мя, выходя на рынок со своим товаром, я тоже испытывала не ловкость. Но потом освоилась. А главное, держалась незави симо. Дорог? Не нравится? -Проходи мимо! Не навязываю!
Редкий день проходил без новостей. Слухи были одни неле пее других. То кто-то получил письмо из Барнаула, в котором сообщали, что там готовят для нас эшелон. То узнали, что русских немцев откуда-то угнали в тундру и наши решили, что и нас туда погонят. Или, наоборот, что русских немцев отпус кают домой, а потом будут вывозить из России в Австрию, Гер манию, Англию и Америку. И, наконец, что американцы высади лись у нас на Камчатке! Самое интересное, что всем этим слу хам верили и сразу начинали обсуждать, как нечто реальное. Недоверчивых и сомневающихся было очень мало. По всей веро ятности, это были те, кто мало-мальски, устроился и обосно вался.
«3 июня, понедельник. Целый день сижу дома, помогаю ма ме. Ужасно надоело, но ничего не поделаешь. Когда думаю о том, что будет, когда кончится бабушкино лекарство, замира ет сердце. Приступы у нее теперь бывают все чаше, да ещё сильные, что страшно смотреть, как она мучается. Она гово рит, что боли такие сильные, что нет сил их терпеть.
А помочь-то нечем!
Если во время ее приступа, мама бывает дома, я выхожу на улицу и стою там в томительном ожидании. Хоть бы пришел вызов! Бабушке так хочется домой! А что, если только меня отпустят? Ведь, если с бабушкой что-то случится, мама ни есть ни пить не будет!
Да, наши соседи Мария Александровна и ее мать Елизавета Яковлевна, уезжают. Им пришел вызов. Неужели мы не дождем ся такого счастья?
После очередного бабушкиного сильного приступа, я отпра вилась на старый, в поликлинику, чтобы попросить для нее ле карства. Врач выписал микстуру с бромом и йод в порошках. Как я не просила, нитроглицерина мне не выписали.
В тот день, когда мы закончили с мамой занавески, дома у нас было шаром покати и мама отправилась относить работу на тощак. Голод, казалось, не очень мучил ее, но она всё чаще стала жаловаться на головокружения. О себе я уж и не гово рю. Часто перед глазами у меня летали черные пятна, кружи лись колёсики, мелькали блестящие точки. Бабушка стойко молчала.
Наши надежды, что мама получит заработанные деньги в тот же день, не оправдались. Так как она не была официально оформлена на получение денег, надо было еще написать заяв ление. Но и после этого, она ходила еще не один раз на пок лон, пока ей не сказали, что деньги ей выплатят только в конце месяца! Все это время мы брали у соседей в долг мо локо и ели одну картошку.
Однажды, проснувшись среди ночи, я услышала какие-то не понятные звуки. Я даже не могла понять их происхождения, но прислушавшись, догадалась, что по комнате кто-то бегает. Стояли белые ночи и в комнате было довольно светло. Свесив с топчана голову, я стала ждать.
Очень скоро появились нарушительницы. Сперва я увидела одну, потом вторую и, наконец, третью. Это были огромные черные крысы. Меня они, конечно, видели, но это их не смути ло. Одна пробежала вообще под моим топчаном, постукивая ко готочками. Другая, на моем месте, наверное, закричала бы во весь голос, но я никогда не испытывала страха, неприязни или брезгливости к каким бы то ни было животным. Мне было только очень любопытно. У меня даже сон пропал. Конечно, ви деть их у себя на кровати, мне бы не хотелось, но вообще они показались мне довольно симпатичными. Они были черные и какие-то бархатистые. Когда я, на другой день, рассказала о них, в комнате поднялся переполох. Все дружно принялись ис кать дыры, через которые крысы могли проникнуть в наше по мещение. Найдя их, стали, чем попало, затыкать. Нужен был цемент, но у нас его не было. Никакие палки или тряпки не могли их остановить, поэтому, лишь в комнате наступала ноч ная тишина, появлялись непрошенные гости.
В этом же бараке, за стенкой, в маленькой каморке, жили мать и дочь Беккер. Бронислава была намного старше меня, но мы довольно быстро подружились с ней. Так как я росла одна, и привыкла общаться больше со взрослыми, то охотно разговари вала с людьми старше меня. У Брони было довольно много книг и она стала давать их мне читать. Первым оказался сборник Пуш кина. Читала я его взахлеб, как прозу, так и стихи. До этого я поэзией не увлеклась и даже не любила читать стихи.
Но Пушкин меня покорил! После чтения, в моих ушах, про должали звучать его чудесные рифмы. Даже говорить хотелось стихами. Такими же, напевными, звонкими и возвышенными. С удовольствием и волнением, перечитала "Метель", которая наве яла на меня мечтательное настроение. Все сильнее хотелось написать что-то самой. Рассказывать я умела. За устные рас сказы я всегда получала пятерки. Моя учительница (домашняя) говорила мне, что я рассказываю лучше, чем читаю. Я и сама это знала. Как ни странно, до войны я вообще не любила чи тать, но слушала чтение отца с удовольствием. В лагере я неожиданно пристрастилась к чтению и уже не могла обходиться без книг. Так я об устных рассказах. Видимо, эти способности, я унаследовала от отца. А вот, стоило свой рассказ записать, и он словно тускнел. Вроде и мысли и слова мои, а получалось что-то совсем другое. Это огорчало, но я, вновь и вновь, пы талась изложить свои мысли, на бумаге.
Ожидание дядиных писем, стало чем-то органичным, неотъе млемым, от нашей жизни. Почта приходила не каждый день, и ког да ее привозили, это становилось известно всем. Письма полу чали только до востребования. Приходилось бегать на почту. Событием становились не только свои, но и чужие письма. Их читали вслух или пересказывали. В этом смысле, наше житье напоминало зимовку на острове или на льдине и письма были единственной связью с Большой землей.
Дяде Леве, тоже очень хотелось повидаться с нами, но он, благоразумно решил не тратиться на дорогу, а, по возмож ности, посылать нам деньги. Первые 200 рублей, которые он нам послал, мы так и не получили. Удивительно, как дядя во обще ухитрялся урвать что-то от своего бюджета. Тетя не ра ботала, а детей у них к этому времени было уже двое. Старшему мальчику исполнилось 9, а девочке не было и года. Думаю, что для тети его благотворительность была ощутимой и нежелательной. Но деньги, хотя и редко, он продолжал присы лать.
Глядя на то, как буйно растут травы и зреют ягоды, каза лось, что природа спешит до холодов отдать все свои дары. В июне было уже много грибов и ягод и мы перешли, как говорит ся, на подножный корм. В совхозе можно было купить свежих огурцов. Стоили они совсем дешево - 10 копеек за килограмм. Я брала рюкзак и шла в совхоз. Покупала сразу 10-12 кило граммов. Ели их до отвала, только сытости никакой не было. Позже появилась арбузы и дыни. Арбузы были маленькие, не многим больше килограмма, но всегда спелые и сладкие. Это был какой-то местный морозоустойчивый сорт. Дыни стоили немного дороже, но по нашим деньгам. Помню, мы как-то пошли в совхоз вместе с мамой. Дыни несла я в рюкзаке и они смеш но булькали у меня за спиной.
Когда мы шли лесом, мама предложила разрезать одну ды ню. Они были очень маленькие, почти круглые и шершавые. Ког да я разрезала одну, из нее потек сок и, сразу, по лесу раз несся удивительный аромат. Устроившись на поваленном дере ве, мы с удовольствием полакомились алтайскими дарами.
Один из парадоксов - питаться одной картошкой и закусы вать дынями!
Когда пошли грибы, наше меню стало разнообразнее. Можно было сварить грибной суп, поджарить грибы, сделать из гри бов подливку. Мать Брони каждый день ходила в лес за гриба ми. А потом, на ближнем маленьком рынке продавала их. Когда моя мама попросила взять ее с собой, она ответила, что хо дит очень далеко и маме, с её больными ногами, туда не дой ти. История обычная для заядлых грибников и ягодников. Идти в лес одна, мама не решалась, так как плохо ориентировалась в лесу и могла заблудиться в трех соснах.
Я же обладала, непонятным для горожанки, чутьем, кото рое всегда помогало мне находить обратную дорогу. Выбрав день, когда мы обе были свободны, отправились в лес вдвоем. Долго бродили, не встречая ни одного гриба, и уже стали от чаиваться, когда вышли на небольшую полянку и остановились пораженные - прямо на середине красовалось семейство крас ных грибов. Верная своей привычке, мама считала:
-Пятнадцать...двадцать...двадцать пять... Всего в этом семействе оказалось 54 гриба! Целая корзина. Благодаря то му, что в лесу было много красных и даже белых грибов, под березовиков и груздей, моховиков и сыроежек никто не соби рал и они так и засыхали на корню.
Был уже конец июня, но мама все еще не получила денег за свою работу. Теперь ей говорили, что могут выплатить только числа десятого июля. Было обидно. Когда мама работа ла, ее торопили, а как коснулось денег, о ней словно забы ли.
Броня продолжала давать мне книги, и я приобщалась к классике. После Пушкина я принялась за собрание сочинения Чехова. Иногда мы читали с мамой порознь, а иногда я читала ей вслух. Особенно если попадалось что-то очень интересное. "27-е, четверг. Проснулась от каких-то странных звуков. Открыла глаза и вижу, будто кто-то, вытянув в мою сторону руки с растопыренными пальцами, наклоняется надо мной и ры чит. От страха подскочила и села. И, в тот же миг, мое виде ние исчезло. В комнате был полумрак и мне показалось, что ОНО, перегнувшись через меня, растаяло прямо в кровати. Испугалась я не самого привидения, а его рыка. Даже не пой му, что это было,сон или явь? 0бычно во сне, никогда не ви дишь того, что тебя окружает. Ни улицы, ни дома, в котором живешь, ни комнаты. А здесь было все, как в натуре. И стол и топчаны. Рассказала бабушке. Она стала уверять меня, что это был только сон. Бабушка не верит ни в какие привидения. Она умеет убедительно объяснить и уговорить. Выслушав ее, я успокоилась. Но вообще, вспоминать неприятно.
Крысы нас определенно выживают. Грызут все, что попа дет: мешки с мукой, с солью, с нитками, с картошкой. Все прогрызено. Даже кусок мыла объели. В кладовке мама замаза ла дыру глиной с толченным стеклом, но осталась ещё одна ды ра возле топчанов.
часть 12 Чужбина
Одна из наших лагерных, получила письмо от мужа, который пишет ей, чтобы она не писала, так как немцев из Ленинграда выселяют, и он должен, через несколько дней уехать.
Да, забыла. Дядя Лева написал, что все их двоюродные бра тья и сестры живы. Одним словом, все Магнушевские, кроме де душки. Вчера приходили замерять, кто какое занимает простра нство. На нашу семью, получилось пять с половин метров. За которые с нас взяли 5 руб.50 коп. А в той землянке, где мы занимали только места на нарах, брали 30 рублей!
Скоро день моего рождения. Мне исполнится 17 лет, а я так мало училась, мало читала и так мало знаю… Папа мне мно го дал. Много рассказывал и читал. Говорили, что я развита не по годам. Но зато и в 17 лет у меня почти те же знания. Мог ли представить себе папа, что его дочь будет почти не грамотной?!
Броня взяла у меня на воскресенье, для кого-то, Чехова и я опять без чтения. А это все-равно, что без головы и без мыслей. Хорошие книги дают пищу уму и сердцу. Возникают ка кие-то интересные мысли, появляется чувство, что ты живешь"
В начале, когда появились первые грибы, они были для нас лакомством. Потом стали повседневной пищей и в конце-кон цов, опротивели. Оказалось, что ходить за ними куда-то за семь верст, совсем не обязательно. Росли они прямо за забо ром, которым был окружен лазарет. Росли под каждой бере зой, под каждым кустиком. За чем бы не шел в лес, за дрова ми или лебедой, непременно возвращался с грибами. Лебеда была для нас тоже пищевым продуктом. Из нее, вместе с щаве лем и картошкой, варили суп. Иногда в него добавляли грибы. Второго июля, в честь дня рождения дяди Левы, испекли упрощенный наполеон. Лепешки пеклись из крутого теста, на воде. Получались почти жестяные листы. Потом они смазыва лись массой, которую только с большим трудом, можно было назвать кремом. Приготовлялась она из молока, муки и одного яйца. Для того, чтобы наполеон стал съедобным, его надо было промазать густым слоем "крема" и продержать так не сколько часов. Если лепешки получались толстоватыми, напо леон оказывался жестким и его приходилось грызть. Но, все-равно, это был деликатес. Да что уж говорить о наполе оне, если обыкновенные вареники, были для нас роскошью! Читая свои дневники, я невольно возвращаюсь в прошлое, заново переживаю те же события. И мне становится грустно от нашего духовно бедного существования. Несколько лет такой жизни, вполне могут привести к деградации. Ведь не было ни библиотеки, ни газет, ни журналов, ни радио... Изредка удавалось посмотреть в клубе-землянке старый фильм, зато, процветали слухи, гадание на картах, разгадывание снов по соннику. У меня самой был толстый сонник, который я у ко го-то переписала. Сейчас мне кажется диким, что мы могли пре даваться таким занятиям и верить в такие глупости.
А, может быть, это была обычная потребность живого человека в информации, сенсорный голод. Вот, так и жили!
Когда у мамы было время, мы садились заниматься. Мама ди ктовала мне из какой-нибудь книги, а я писала диктант.
Хотя я и не любила заниматься торговлей, на рынок ходила безропотно. Часами, как и другие дети, и подростки, выстаи вала в очередях. И хотя все это было нелегко, отказаться от своих обязанностей, даже не приходило в голову. Я, как и все мои сверстники, несла тяготы на наравне со взрослыми. Жила теми же заботами и проблемами.
Июль принес страшную жару, от которой негде было спрята ться. Иногда мы ходили с мамой на Малиновое озеро, хотя оно и было далеко от нас. Но и купание не приносило облегчения. Озеро было совсем мелким и прогревалось до самого дна. До войны, из-за слабого здоровья, купаться мне не разрешали и плавать я не умела. На Малиновом озере, благодаря огромной концентрации соли, вода выталкивала любой предмет. Обрадовавшись такой плавучести, я попробовала плавать. Получалось это с большим трудом, так как густая вода сдер живала движение. Опущение было такое, словно ты плывешь в каком-то киселе. Кроме того, при малейшем неосторожном дви жении, меня начинало вращать, как поплавок. Вода попадала в нос и глаза, вызывая жжение. Выкупавшись в озере в первый раз и обсохнув, мы отправились домой. Концентрация соли бы ла так велика, что после высыхания воды, на теле оставались кристаллики соли. Во время ходьбы, одежда, касаясь тела вы зывала ощущение, будто кто-то дергает за каждый волосок. Те, кто был знаком со свойствами этого озера, посоветовали нам, перед тем как одеться, омыть тело из пробегавшего мимо пресного ручейка. Местные жители говорили, что еще до вой ны, брали пробу из Малинового озера и обнаружили, кроме большой концентрации соли, марганец и серу. Грязь тоже была лечебной. Собирались строить санаторий, но война помешала. Впрочем, как мне известно, санаторий так и не был построен.